Когда ты отчетливо видишь: хорошей девочкой быть безопасно… А еще – противно и тошно.
Да, такой хорошей, которая приветлива, мила, и всем на свете довольна.
А также добра, благодарна, оптимистична. Которая является примером и образцом, и всегда готова прийти на помощь. Заботливая мать, у которой дети на первом плане. Мудрая жена, которая знает, как угодить мужу.
Мы знаем, как быть хорошими: нас этому учили.
Но рано или поздно наступает время, когда носить этот образ становится настолько затратно и тяжко, что хочется выть. Что толку с того, что я забочусь о других, подстраиваюсь, сглаживаю углы? Что толку с того, что я все время на стреме, не могу расслабиться даже наедине с собой? Даже наедине с собой нужно быть хорошей – изгонять дурные мысли, занимать себя нужными, полезными делами?
Какой в этом толк, если, я, вкладывая всю себя, получаю в ответ крохи?
Какой в этом смысл, если моя обида – за то, что мне приходится постоянно насиловать себя – растет и множится? И какой в этом толк, если я, ожидая, что хоть кто-нибудь позаботится обо мне, почти никогда не получаю желаемого?
… Это закон.
Если я отказываю себе в своих нуждах, я буду ждать, что кто-нибудь другой о них позаботится. Если я не позволяю себе выражать недовольство, или говорить «нет» на то, что мне не нравится, с чем я не согласна, то я буду ждать награды за насилие над собой. Я буду ждать того, что и другие станут делать то же самое. И буду злиться и возмущаться – если другие не захотят этого делать. Как он смеет быть плохим, когда я трачу столько сил на то, чтобы быть хорошей!
Быть хорошей девочкой очень трудно… Трудно постоянно изображать из себя кого-то другого, особенно когда нет больше на это сил. Трудно быть милой, когда хочется рыдать. Трудно и страшно отказывать в помощи – даже если помогать совсем не хочется. И – о, боже! – вовсе не всегда вызывают сочувствие чьи-то переживания. Но признаваться в этом стыдно, ведь сочувствовать – это тоже правильно.
Хорошие девочки еще и очень ответственные. Они с готовностью отвечают за чужие переживания, и чувствуют себя виноватыми в ответ на обвинения.
«Я ни разу не слышала от своих родителей слов любви. Я никогда не слышала о том, что они гордятся мной. Зато критиковали меня довольно часто. Видимо, поэтому я выглядела грустной и довольно хмурой… Матери это не нравилось, она говорила : «С такими буками никто не захочет дружить». Меня это пугало до ужаса, я тут же начинала улыбаться против своей воли».
«Мой папа умел воспитывать взглядом. Он как будто говорил: «Ты разочаровала меня, и ты плохая». Для меня не было ничего ужаснее, я старательно пыталась удалить из себя все то, что его разочаровывало, но получить его расположение мне так и не удавалось».
«Моя мама очень навязчиво опекала меня, а потом еще и требовала признательности за свою опеку. Я не могла быть бесконечно благодарной за то, что она делала, в конечном итоге, для себя, а не для меня…
Тогда она обижалась, называя меня черствой, а я чувствовала себя ужасно виноватой».
Так появляется образ хорошей девочки. Это попытка подстроиться под ожидания родителя (или воспитателя) — в надежде получить каплю принятия, или хотя бы уйти от обвинения. Дорога к собственным желаниям оказывается заброшенной – все силы тратятся на адаптацию. Но рано или поздно протест все-таки возникает.
В своем протесте ты отказываешься быть удобным, предсказуемым. Ты пробуешь говорить «нет» в ответ на нелепые ожидания, ты пробуешь не соглашаться с неуместными претензиями. И тут же встречаешься с чудовищной тревогой – тем большей, чем меньше у тебя было поддержки…
Когда ты захочешь что-то для себя, тебя «вынесет» туда, где тебе в этом праве было отказано. Тревога напомнит тебе: «Зона опасности! Чревато ужасными последствиями! Тебя отвергнут и ты умрешь!»
Тут еще Внутренний Тиран вставит свое веское слово: « «С ума сошла?! Вернись немедленно в «хорошую девочку»! Такое поведение небезопасно! Я ради
твоего же блага сожгу тебя виной и стыдом!».
Когда ты отказываешься от безопасного, но невыносимо тесного образа хорошей девочки, может подняться много гнева. И это еще одна «неудобная» часть процесса. Вынести свой гнев трудно, особенно бывшему «хорошему» человеку. Гнев опять возбуждает Тирана с его обвинением и стыжением и запуганного Ребенка с его тревогой. Ибо Ребенок по-прежнему не верит, что он будет принят в своих чувствах.
Гнев «вылезает» в мелочах, он пугает своей мощью и несоразмерностью ситуации. «Она даже не захотела меня слушать», «Он не поинтересовался – а что чувствую я?», «Они решили все за меня…»
Старые обиды вспыхивают энергией злости в новых обстоятельствах, и с другими людьми, которым не посчастливилось попасть в старую рану и попасться под руку. Гнев прокладывает себе дорогу – там, где это было ранее запрещено. В тех ситуациях и обстоятельствах, которые воспроизводят первичную травму – не-уважения, не-признания, не-поддержки.
В общем, это состояние можно выразить так: «Как они могут так со мной поступать? Когда я столько сделала и стольким пожертвовала? Почему они не уважают меня, и не считаются со мной?»
…Это трудное время, когда ты сам себе кажешься неадекватным из-за своих чрезмерных реакций, которые ты уже больше не в силах сдерживать, из-за мучительного балансирования на лезвии бритвы между невыносимостью само-предательства и ужаса покидания и отвержения…
Только принятие себя, позволение себе пройти через мучительный период злости и через согласие быть «плохим», приносит освобождение. Терапия, конечно, в помощь, но, по большому счету, самое важное плечо, на которое можно опереться – это свое собственное плечо. Ну а вместе с позволением себе быть время от времени «плохой», много чего отомрет за ненадобностью. Например, ожидание дарования права. Того права, которого мы когда-то ждали от родителей – что они примут-таки нас в разных чувствах и состояниях – в злости, например, или бессилии. Но они не смогли…
Ожидание «разрешения» сохраняется. Теперь уже у других людей мы будем ждать одобрения за «неадаптивное» поведение. И, разумеется, не дождемся. Это право придется даровать себе самому. Впрочем, слово «придется» здесь не совсем уместно.
Я даю себе право на самые разные чувства и действия! Я имею право яриться, грустить, жаловаться, не сочувствовать, когда «не сочувствуется», и убираться, когда хочется! Ура!
Мир отреагирует на это по-разному. Кто-то скажет: «А ты, оказывается, редиска!» Кто-то скажет: «Ладно, поищу помощи в другом месте». Новый опыт принесет новые ощущения: «Я могу выдержать чужое недовольство, и при этом остаться живым!» и еще: «Какое это восхитительное состояние – быть на своей стороне!»
Вероника Хлебова